"Татарский удар"

(СПб, Крылов, 2005 год)

Изначально книга называлась "Rucciя" и получила итоговое название по настоянию издателя.

1.
Когда жена во время отъезда спросила Леонида, не скажет ли он ей чего-нибудь на прощание, он сказал, обернувшись: "Желаю тебе доброго мужа и добрых детей".
Плутарх

Москва-Казань.
20 июня.

Дмитрий Чурылев в самом деле работал в RussiaToday - выпускающим редактором, поэтому с места работы выбирался очень редко. Но на сей раз Диме просто повезло: он отправился во вполне куражную командировку на презентацию нового пивзавода в Клину. Так что именем Чурылева и еще десятка столичных журналистов, слетевшихся на запах пива, можно было прикрываться без малейших опасений. Когда Мише Кравченко объяснили это обстоятельство, он немножко удивился дотошности организовывавших операцию бетовцев, но ничего не сказал - надо быть журналистом, будем журналистом. Лишь бы заметки писать не заставили.
Вводную Кравченко дали еще в Москве, объяснив, что команда поступит в течение двух недель, либо не поступит вообще. Миша так и не понял, зачем его прицепили к группе "Беты" - что он, что Витек Семенцов из Самары смотрелись на фоне любого из шести москвичей как щенки чи-хуа-хуа рядом с волкодавами. Но, видимо, в управлении решили, что кто-нибудь из местных должен быть в группе обязательно. Всерьез Кравченко не полагал, что для Москвы Ижевск с Самарой - это та же Казань, только мечетей поменьше. Просто совсем местным организаторы доверять, похоже, побоялись. Во всяком случае, Кравченко и Семенцова особо предупредили, что по прибытии в Казань они не должны вступать в контакт ни с кем из возможных родственников и знакомых, и в первую очередь коллег.
Сначала Миша хотел приехать в Казань на машине, которую купил недавно за копейки (благодаря давнему знакомству на "Ижмаше") и нежно любил - несмотря на оцинкованный кузов и невероятную строптивость. Потом передумал. После нурлатской бойни татарские менты наверняка устроили на административной границе линию Маннергейма, безжалостно атакуя любой транспорт с чужими номерами. Родные документы наверняка ввергли бы гаишников в острую задумчивость на тему "Зачем майору удмуртского УФСБ в рабочий день ехать в соседнюю республику?" Документы прикрытия рождали еще более клинический вопрос: "Зачем кому бы то ни было добираться в Казань на ижевской машине по доверенности, выписанной майором ижевского УФСБ?" Милиционеров Кравченко жалел по жизни, а задумчивого милиционера просто боялся себе представить, поэтому автомобильный вариант был вынужден спрятать подальше, рядом с подлинными документами.
В итоге он, оформив день за свой счет и пораньше свалив из конторы, толково провел вечер с женой и дочкой, а потом замечательно добрался до Казани поездом, успев и вздремнуть, и побриться, и даже вымыться до пояса, пока не закрыли сортир. Милиции на вокзале, вопреки ожиданиям, было всего раза в два больше среднестатистической нормы, и она, похоже, больше охотилась не за московскими диверсантами, а за местными бомжами, которых было не меньше, чем правоохранителей. Миша быстро нашел нужный адрес на улице Нариманова - дом вполне туберкулезного вида оказался совсем рядом с вокзалом, - посидел на скамеечке во дворе, обменялся парой слов с подсевшим старичком, посмотрел старичку вслед и через пару минут вошел в первый подъезд. Стальная дверь 12-й квартиры открылась сразу. Грузный неопрятный мужик молча приволок из соседней комнаты два черных кофра, распахнул их перед Мишей и предложил выбирать. Кравченко повертел "Скорпиона" и "Анграм", но побоялся связываться с малознакомыми иномарками и выбрал Стечкина. Кобура нашлась тут же и оказалась совершенно незаметной под пиджаком, который Мише пошил год назад сам Сеня Левитин. Толстый сунул Мише толстый конверт и унес кофры в соседнюю комнату. В конверте была инструкция на полстранички, фотографии и кроки территории Казанского кремля, два паспорта на имена Дмитрия Чурылева и Алексея Сергеева, редакционное удостоверение на имя Чурылева, права на имя Сергеева (все с мишиной физиономией), и немного денег. Толстый вернулся с алюминиевым тазиком, поставил его на пол и посмотрел на Мишу. Миша не особенно торопясь завершил изучение пакета, рассовал документы и деньги по карманам, бросил остальные бумаги в тазик и сделал приглашающий жест. Хозяин квартиры, посапывая, присел рядом с тазиком, подпалил зажигалкой бумажную кипу со всех углов, немного подождал, проворно унес пылающую тару в туалет, да так там и застрял. Олимпиец, пробормотал понятливый Кравченко, погромче сказал "Пока" и ушел.
Мише мучительно хотелось, пока есть время, лично изучить Кремль. Но вместо этого пришлось час шляться по центральной пешеходной улице Баумана. Большинство кафе на ней работало почему-то только с 10.00, а McDonald`s Кравченко презрительно миновал. Так что перекусывать пришлось стоя рядом с лоточницей, по-студенчески - сосиской в булке и кофе из бумажного стаканчика. Руки Кравченко вымыл в фонтане, бившем из толстых бронзовых лягушек, и протер наодеколоненным платком, не пожалев по такому случаю подаренный женой Fahrenheit. Дисциплина превыше удобств.
Москва сразу и категорически велела не светиться до последнего, и не дергаться. Мишина задача сводилась к минимуму: морочить голову настоящим журналистам и после начала операции не допускать никого из них, да и вообще никого, к резиденции Магдеева. Кравченко так и делал, и первые пять минут все было хорошо: пока он отвлекал первого из подошедших шелкоперов, бетовцы мгновенно нейтрализовали и запихнули в будочку обоих милиционеров, а сами просочились на территорию дворца. Миша проводил их до вестибюля, который москвичи проскочили не задерживаясь. Кравченко секунду постоял у порога, пытаясь непривыкшими к полумраку глазами разобрать, что торчит из-под массивного стола с мониторами, на который обычно, судя по всему, наматывался второй слой охраны. Сначала мозги застопорило, потом Миша понял, что это просто локоть, обтянутый светлым рукавом. Со второго этажа, куда убежали бетовцы, не раздавалось ни звука.
Уже у ворот Кравченко вспомнил, что забыл вставить наушник, исправил упущение и немного успокоился. Шла нормальная работа, ребята сухо говорили: "Джеф, справа", "Вижу. Все", "Целы? Вперед. Третий этаж, потом по галерее", иногда барабанные перепонки не колебали, а тупо давили непонятные беззвучные толчки - узконаправленные микрофоны не брали звуков, приходивших более чем с 20 сантиметров. Реплики стали отрывистыми, послышалось пыхтение, перебиваемое междометиями и невнятным бормотанием: "Куда, ссука... Н-на! Тихо-тихо-тихо, все... Сдохни". И через секунду: "Сука, Дрон горняк, все. В голову. С собой?" "Нет. Потом. Вперед, вперед." Снова запыхтели, и кто-то громко сказал: "Бля, да где он?" "Назад", - скомандовал Женя, "Джеф", которого Миша уже различал по голосу, - "На втором этаже малый зал, туда, каждый по-своему". Тут Кравченко отвлекся на беседу с журналистами и на первого своего собеседника, шутника-блондинчика, направившегося к воротам. Но все прошло гладко. Звуковой фон тем временем стал совсем непонятным. "Джеф, сюда, здесь степняк", - сказал кто-то. Женя оглушающе рявкнул: "Форсируй, что как девочка!" Возмущенная акустика резко убрала уровень звука, и с полминуты Миша не слышал вообще ничего, кроме нежного эльфийского шепотка. Потом все вообще затихло. Кравченко полез было проверить разъемы уоки-токи, замаскированного под плейер, но тут раздался перекатывающийся грохот - наверное, по микрофону одного из волкодавов прошлись складки одежды. Мишу перекосило и он вскинул руку к голове, чтоб выдернуть наушник. В это время Витька Семенцов рявкнул - как нестриженым пальцем в мозг: "Чинк! Мешкан! Не тот дом!" Миша развернулся к воротам и увидел, как группа выскочила сразу из двух дверей дворца, и Витя с Женей, а с ними еще один бетовец, бросились к воротам - все с пистолетами в руках. Семенцов, едва заметив Кравченко, что-то заорал и ткнул "Береттой" куда-то вправо. Мишу опять оглушил наушник, а левое ухо на громовом фоне просто спасовало. Но и без того Кравченко понял все, ввалился в стопорящий дыхание ужас и, кажется, сел прямо на асфальт. Но, видимо, ему это только показалось, потому что в следующую секунду Миша обнаружил, что покрыл половину пятидесятиметрового расстояния до ворот нового дворца, расположенного неудобно - под тупым углом к старому, чуть вверх по холму и мордой в противоположную сторону. И еще Миша обнаружил, что навстречу ему от такой же ментовской будки выбегает парень в штатском, а Миша выдергивает Стечкина и стреляет прямо от груди.
У парня дернулся синий галстук, словно под ним лопнул маленький воздушный шарик. Хозяин галстука, запнувшись, косо повалился наземь, неловко мотнув рукой со стволом в сторону Кравченко. Миша заметил, что перед левым глазом что-то мелькнуло, однако решил не обращать внимания на пустяки, а лучше слегка подпрыгнуть, чтобы не споткнуться о неловко дергающиеся ноги охранника. Но подпрыгнуть Миша не смог, потому что умер.

2.
В бегу я его достану, он от меня не уйдет, это было ясно, и в рукопашной, наверно, одолею. Что же касается перестрелки, то тут мне следовало бы дать фору...
Владимир Богомолов

Москва.
20 июня

- Олежек, ты смотришь? - осторожно спросил Василий Ефимович.
- Да, - сказал Придорогин. - Ты где?
- Подъезжаю.
Придорогин хотел еще что-то сказать и даже шевельнул губами, но промолчал и нажал кнопку отбоя. Обращиков зашел в кабинет через десять минут - Придорогин распорядился проводить его немедленно. Президент стоял почти вплотную к экрану, с телефоном в одной руке и пультом в другой, и смотрел новости, в которых по третьему кругу, теперь уже в замедленной съемке, показывали, как Женя Касаткин размазанной тенью вылетает из-за черной решетки ажурных ворот, раскидывает руки со стволами и, отрешенно глядя перед собой, палит в разные стороны. Эффективность стрельб оператор зафиксировать не сумел, полностью сосредоточившись на Жене - и правильно сделал. Мгновенную смерть от огнестрела уже кто только не снимал, а вот реальное "качание маятника" до сих пор на телепленку не попадало. Правда, даже в рапиде трудно было разобрать, что Женя делал: камера просто не успевала за его движениями, постоянно выбрасывавшими Касаткина за край кадра. А когда оператор, сообразив, уменьшил план изображения, оказалось, что Женя непонятно, как моль, пританцовывает на ходу, слегка дергая головой, подергивая плечами и ногами и редко-редко стреляя. Когда изображение совсем смазалось, Придорогин негромко спросил:
- Они охерели что ли, на весь мир работу "Беты" показывать?
Обращиков вздохнул и сказал:
- Олежек, они на самом деле ни фига не показывают. И обещали еще часок подождать. Больше не могут. Ты Си-Эн-Эн включи.
Президент нажал кнопку на пульте и застыл. Американцы тоже крутили запись раз за разом - но, в отличие от перепуганных до поноса российских коллег, использовали все восемь минут хронометража. Обращиков успел выучить сюжет наизусть, поэтому смотрел не столько на экран, сколько на Придорогина. У того лицо было черным - при том, что главного президент еще не видел.
На экране удмуртский мальчик Миша, едва различимый за бродящими ногами в джинсах и мини-юбках (съемка велась примерно с полуметровой высоты) вдруг развернулся и бросился бежать, расшвыривая людей в стороны. Изображение зашаталось, разъехалось и тут же стало четким - оператор принял камеру на плечо и дальше снимал, ни разу не сбившись. Он взял общим планом Мишу и вылетевшего ему навстречу быка, поймал мишин выстрел и ответный выстрел уже вырубленного охранника (встроенный микрофон бетакама, как всегда, переврал звук, сделав его по-игрушечному звонким), и даже успел схватить фонтанчик на мишином затылке, прежде чем удмурт повалился, растопырившись, как опрокинутый табурет, и стрелки совпали в неразборчивый куст рук и ног.
Дальше следовал монтаж съемок с трех точек: очевидно, к тому времени опомнились коллеги первого оператора. Один из них и уловил торжественный выход Жени, за которым следовали Шурик и Витя из Самары. Женя сразу открыл огонь по группе, выскочившей следом за сваленным охранником. Двое татар осели, остальные рассыпались. Шурика камеры потеряли - он рванул по склону вниз, явно оттягивая огонь на себя. Витя на секунду застыл у ворот, поводя стволом, потом бросился к уставившемуся на него белобрысому парню, не то туристу, не то журналисту, который, пятясь, не переставал что-то испуганно говорить в сотовый телефон. Витя, неразборчиво зарычав, слету ударил пистолетом по телефону, парень рухнул наземь, и к нему побежала девушка в белом брючном костюме. Витя отвернулся от них, заметил удмуртского мальчика Мишу, подбежал к нему, схватил его за плечи, перевернул, увидел багрово-стеклянистый сгусток вместо глаза и тут же отпустил. В этот момент у самарца подсеклось колено, он сел на асфальт, попытался подняться и получил пулю в лицо.
Через сползшего наземь Витю хитро, боком перескочил Женя, в прыжке выстрелил последний раз, положив или подавив всех противников. Через десяток секунд он добрался до новых ворот. Туда же набегал снизу Шурик. И тут по ребятам ударили из нескольких автоматов вышедшие на высокое крыльцо нового дворца люди - их почти не было заметно из-за прутьев забора. Касаткин сложился пополам и упал головой в щель между прутьями решетки. Шурик все-таки ввинтился в проем ворот, попытался выстрелить в сторону крыльца, но его голову разнесли очереди - это сволочь-оператор успел взять предельно крупно.
Придорогин выругался и собрался выключить телевизор. Обращиков мягко тронул его рукав. Ни сил, ни охоты говорить не было. Придорогин покосился на Василия Ефимовича и снова уставился на экран.
На экране была каша: журналисты и туристы, попадавшие, едва началась перестрелка, с криками и плачем поднимались и пытались куда-то бежать. Но со всех сторон налетела охрана и милиционеры-срочники. Они истеричными криками и чуть ли не прикладами принялись выстраивать публику вдоль решетки. Суматохи добавил вертолет, который взялся барражировать над территорией - на небольшой, судя по задавившему все грохоту, высоте. Операторов никто почему-то не трогал. Тут картинка разделилась пополам: слева камера, летевшая в панорамном обзоре, миновала размазанное белое пятно и тут же вернулась к нему. Пятно оказалось девушкой в белом костюме, хлопотавшей вокруг парня, которого снес дурачок Витя. Правую сторону экрана заняла съемка, которую вел оператор, стоявший за спиной девушки - видимо, они были с одного канала. Сшибленный самарцем парень сидел на асфальте, держа на весу левую руку, и лыбился, явно успокаивая девчонку. Ухо и скула у него заметно припухли, но кровили чуть-чуть. Девушка, похоже, убедилась, что с говоруном все в порядке, и решила, не отнимая руки с платком от лица потерпевшего, обратить внимание на то, что творится вокруг. Она довольно хладнокровно осмотрелась, развернулась к своему оператору и показала ему, что надо снимать юных милиционеров, осторожно оттаскивающих трупы к забору. Камера, дававшая левую картинку, потеряла было интерес к трогательной группе, но опять вернулась, когда девица крикнула:
- Лешик! Сюда, я сказала!
Левый оператор взял на прицел Лешика, а тот, развернувшись к сгрудившимся у забора зевакам, уперся объективом в бетовца Валеру Дементьева, которому пришлось наблюдать за безнадежным боем товарищей из-за решетки первого дворца. Обращиков с самого начала не хотел включать Валеру в группу, потому что так в нем толком и не разобрался. По словам психологов, Дементьев был идеальной машиной, которая выполнит заложенную в нее программу, даже если лишится руки, ноги и головы. Но при этом всегда создавалось впечатление, у Обращикова, по крайней мере, - что Дементьев действует слегка нарочито, словно на публику работает. В Чечне, Грузии и Афганистане это Валерке не мешало, но от внутренних операций Василий Ефимович отстранял Дементьева до последнего - и сдался только потому, что успел пообещать Жене полную свободу маневра. А Женя, дурак, потребовал участия всего состава основной пятерки.
Впрочем, задумка у Валеры была неплоха: он, похоже, рассчитывал завершить акцию, удержавшись в рамках первоначальной легенды. Вполне вероятно, что в этой суматохе Дементьеву удалось бы, смешавшись с журналистами и прочей публикой, дождаться начала пресс-конференции, которую теперь-то Магдиев должен был провести как победитель. В этом случае не было бы разницы, допустят прессу вплотную к виновнику торжества (неординарность ситуации позволяла надеяться на это), или нет. В любом случае Валерик помимо пары очень умелых ручек имел, как и все "бетовцы", пластиковый пистолетик "Клещ", который не обнаруживала никакая техника. Найти оружие позволил бы только самый пристальный обыск, а он в сложившихся условиях был маловероятен. Так что однозначно погибшая операция получила шанс на удачное завершение. Но этот шанс украла приметливая сучка в белом костюме.
Валера сидел в толпе явных иностранцев, спрятав лицо в трясущихся ладонях. Заметив, что его снимают, он слегка отвернулся от камеры. Лешик по команде белой сучки взял Дементьева крупным планом. Девица неторопливо поднялась на ноги, уставившись на Валеру. Не отводя взгляда, она вытащила из сумки микрофон, размотала провод и передала штекер Лешику. Правая картинка, на которой Валера все еще, лицом в ладонь, сидел в испуганной толпе, слегка качнулась. Девушка зашагала к Дементьеву, спокойно, хоть и громко - чтобы перекрыть рокот так и мотавшегося над Кремлем вертолета, - говоря в микрофон:
- Мы ведем наш репортаж из Казанского кремля, где группа вооруженных лиц только что попыталась захватить и, возможно, убить президента Татарстана Танбулата Магдиева. В ходе ожесточенной перестрелки, которая разыгралась на глазах у журналистов, были убиты несколько сотрудников службы безопасности президента и практически все нападавшие. Однако один из них остался в стороне от боя и сейчас пытается смешаться с невольными свидетелями этих сенсационных событий. Давайте спросим у него, какую организацию или структуру он представляет и какова была цель...
Валерик неуловимым движением вскочил на ноги и скользнул к сучке. Правая картинка, едва занявшись сосредоточенным лицом Дементьева, дернулась и пошла полосами, но на левой все было видно очень хорошо: бетовец, подскочив к журналистке, взял ее за лицо и отшвырнул, а потом с разворота рассадил ногой камеру, опрокинув заодно бородатого Лешика. На шум начали оборачиваться милиционеры и магдиевские охранники, игнорировавшие экзерсисы девушки в белом. Валера на секунду застыл, окинул взглядом поворачивающиеся в его сторону автоматы, метнулся к туристам, среди которых сидел две секунды назад, подцепил под подбородок оказавшуюся ближе всех даму лет сорока и потащил ее к воротам второго дворца. Заквохтавшей по-немецки дамой Дементьев прикрылся от основной группы охранников. В левой руке у Валеры оказался короткий светлый ствол, которым он повел из стороны в сторону и рявкнул:
- Всем стоять на месте! Я убью ее!
- А вот это пиздец, - сказал Придорогин.